Початкова сторінка

Прадідівська слава

Українські пам’ятки

Не завагаєшся виконати найнебезпечнішого чину,
якщо цього вимагатиме добро справи

Богдан Хмельницький

?

1914 г. Дворцы и церкви Юга

Козелецкий собор

Болыним художествевным памятником обширной строительной деятельности графов Разумовских доиыне считается грандиозный собор во имя Рождества Пр. Богородицы в г. Козельце, Черниговской губернии. Собор строился много лет и, кажется, для его сооружение не жалели ничего, ни хлопот, ни средств. Собор вышел на славу и на долгую память родному городу всесильных уроженцев края.

Заботы графов Разумовских украсить город значительно превысили эту ближайшую цель. Собор является не только достопримечательностью города, но и лучшим представителем храмового зодчества 18-го века.

1752 год, начало сооружения собора, совпадает со временем первого объзда графом Кириллом Григорьевичем Разумовским, в звании гетмана Малороссии, «всех полковых и других знатнейших городов и местечек».

Собор, вероятно, сооружался на общие средства братьев Алексея и Кирилла Разумовских, видимо, мечтавщих сделать его усыпальницей для своего рода [полуподвальный этаж собора специально предназначен для склепов с камерами для отдельных погребений].

Соборные летописи козелецкого храма указывают, что ему уделялось большое внимание, так как собор считается постройкой знаменитого обер-архитектора графа Растрелли, строившого, как известно, и киевский Андреевский собор. Козелецкий собор грандиознее и много обширнее Андреевского собора. Внутренняя отделка его пышнее и богаче Андреевского и также исполнена различными мастерами.

Сложное дело сооружения грандиозного собора продолжалось до 1763 года, когда и было окончено, по преданию, матерью Разумовских, графиней Наталией Дамиановной Разумовской, где в склепе храма она и была погребена. В память её тут же в склепе был учрежден придел во имя Адриана и Наталии.

Доведенная до конца, постройка с честию могла бы занять выдающееся положение в любой из столиц. И до ныне собор, потерпевший не мало изменений, положительно поражает своею неожиданностю среди садов и хат незначительного городка, едва насчитывающого пять тысяч жителей обоего пола и всех вероисповеданий.

Захватывая обширный участок соборной площади города Козельца, соборный храм широко раскинулся близ места бывшей церкви, окруженный стеной, домами причта, теплой церковью и колоссальной колокольней «в три звона», подчеркивающей всю важность храма и широкий размах замысла его строителей.

Удивительна эта царственно-пышная храмовая группа, волею судеб закинутая в захолустье. На фоне богатой растительности южного городка пышно рисуется почти дворцовая архитектура храма. Солнце заливает ярким светом замысловато изогнутые формы, изящество и стройность которых выше всяких похвал. Царственная грандиозность храма еще болле импонирует вблизи, где легче оценить всю сложную концепцию криволинейных форм и их ракурсы.

Приподнятый на полуэтаж, храм с трех сторон имеети ходы, по которым можно спуститься вниз в мрачный и низкий, без всякого убранства, полуподвальный склеп. И поднявшись вверх из тех же входов, встречаешь полную противоположность низу. Здесь поражающая масса света, захватывающая обширность помещений и пышное великолепие отделки. Всюду по стенам, по сводам и карнизам пышные гирлянды из листьев и цветов, роскошные картуши и чудной лепки головки ангелов, – все это подчинено строгой архитектурной композиции внутреннего убранства, непринужденно и легко одевшей столбы и стены храма. Глаз с интересом следит за богатой простотой убранства, за непринужденно легким бегом архитектурных линий и изящных форм. Но более его внимание приковывает поражающий своей громадой иконостас. Это целая декоративная поэма, выразительности и красоте которой художником подчинено все декоративное убранство храма.

Прекрасно обработанный, компактный, конструктивный план трехпрестольного собора [главный престол в честь Рождества Пр. Богородицы, левый в честь св. Захарии и Елисаветы, правый в честь св. ап. Петра и Павла. Кроме того, как указано выше, в полуподвальном этаже склепа учрежлен придел в честь св. Адриана и Наталии] как бы содержит украинскую идею равноконечного креста, выделенного из общей квадратной формы закруглением концов. Эти плановые закругленные концы прекрасно использованы в внутренних формах храма. Вздымаясь сводами под самый купол, они дают простор и депают видным центральный купол при самом входе в храм чуть не до самого зенита. Достигнутый простор усугублен четырьмя св-етлыми куполами, пом-ещенными над угловыми частями плана. Обильный, умело разсчитанный свет окон, в два яруса, в высокой степени дополняет художественность замысла внутреннего величие собора. Умеренное архитектурное убранство стен и сводов, в сплошной спокойной, б-елой клеевой окраске, дышит изящным благородством, выгодно выделяя всю роскошь величественного иконостаса, сплошной стеной вздымающагося к сводам храма.

Начинаясь прямо с пола храма без всякой солеи, иконостас двумя полными ярусами проходит через весь храм, имея трое царских врат и в совмешеши – четыре северных и южных дийри. Целый лес изящных витых колонн ритмически проходит по ярусам и стремительно уносится далеко ввысь, под самый купол, оживленно выделяя целый ряд изумительно разнообразных архитектурных форм. Всю прелесть их смелых и неожиданных ракурсов возможно лишь оценить в натуре.

Это громадное архитектурное сооружение является лучшим памятником елисаветинского рококо. В нем все взвешено, начиная от крупных форм до мелочей, и прорисовано уверенной и прямо гениальной рукой. Все выдержано, все величаво и стройно! Сочеташе скульптуры, живописи и архитектуры выполнено превосходно и нет в них ни одной диссонирующей черточки; нет цротиворечий, нет и досадных обмолвок. Весь этот дивный образец декоративного искусства вместе с тем строго выдержан согласно с духом православной религии и по её канонам.

Сплошь золоченая резьба колонн, иконных рам и прочих обрамлений, поражающая художественностью и законченностью исполнения, расположена на темно-синем фоне, имитирующем ляпис-лазури, что придает иконостасу монументальность и способствует эффекту сочетание позолоты с прекрасным теплым колоритом икон, хотя и потемневших от времени, но, к счастию, не скрытых под окладами. Живопись икон исполнена масляной краской художниками, знакомыми с произведениями великих итальянских мастеров, но огромная работа, видимо, исполнена неодинаково умелыми руками.

Прекрасным и весьма ценным украшением иконостаса являются массивные чеканные, серебряные частию золоченые царские врата, поражающие изумительным изяществом и художественностью исполнения. Орнаментация врат значительно отличается своим характером от общей орнаментации иконостаса. Фигурки полуобнаженных ангелов в рост (напоминающие скорее амуров), несущие на головах корзины, наполненные фруктами и цветами, и изображение голубей среди причудливых раковин и завитков, дают ажурный фон для изображений Благовещения и евангелистов в овальных рамках, обвитых гирляндами лавровых и дубовых листьев, – все это приближает работу врата ко времени начала царствование императрицы Екатерины II.

Наименее интересная часть иконостаса, – это царские врата приделов. Техника их резьбы грубее в исполнении, хотя стиль с иконостасом общий [по-видимому, резьба иконостаса когда-то была подвергнута частичной реставрации, на что укавывает также разнородность резных, крашеных изображений головок серафимов, резко отличающихся в художественности исполнения. Головки современные иконостасу экспрессивны и изящны. Стилизованная их раскраска значительно разнится с раскраской поздних «черноголовых», неподвижно застывших серафимов украинского типа].

Общее впечатление от иконостаса потрясающее. Совершенно забываешь, что это только случайная достопримечательность Козельца и невольно поддаешься порабощающему обаянию высокого искусства, созерцать которое составляет особую непреложную задачу. Считаем не лишним привести здесь одно из впечатлений, производимых на зрителя, созерцающого величественный иконостас:

«Вглядываясь в громаду иконостаса и комбинацию рисунков, орнаментов, закруглений выступов и т. под. – получаешь впечатление, как бы от созерцания грандиозной темно-синей завесы, из отверстий коей по всей её поверхности смотрят задумчивые головки черноголовых ангелов со сложенными крылышками. Созерцающему зрителю так и кажется, что вот вдруг эта завеса всколыхнется, раздастся в стороны, загадочные существа – ангелы головки – вспорхнут с своих мест, маленькие крылышки затрепещутся в воздухе, и перед напряженным взором зрителя откроется таинственная область, в которую ни один смертный взор еще не заглядывал» [Смотр. статью А. Г. Хатемкина «К цамятникам недавней старины в г. Козельце» – «Киевская Старина». Том 63. 1898 г. декабрь].

Козелецкий собор подобно киевскому Андреевскому и Царскосельской церкви снабжен наднрестольной сенью и кафедрой. Эта интересная резная кафедра-проповедальня возвыщается у южной стороны западного, левого пилона. Стиль её, художественная обработка и окраска отвечают иконостасу, но композицие и техника работы иные: нет широты и смелой уверенности резца; все мертвенно и суховато. Фигуры ангелов в рост в виде амуров, поддерживающих дно кафедры, исполнены в неподвижных застывших позах и не анатомичны. В обширном и светлом алтаре, над главным престолом устроена величественная сень-киворий. Несмотря на большую величину, при ширине около пяти аршин, сень кажется легкой и изящной. Смело поставленный на четыре пары колонн, крестово-вспарушенный деревянный свод легко несет сферообразный купол, увенчанный короной. Сень очень сходна с киевской – Андреевского собора, как известно, сделанной по образцу сени Царскосельской церкви. Здесь нужно отметить, что козелецкая сень ближе подходит к иконостасу, нежели Андреевская к своему.

Козелецщй иконостас, повидимому, не ремонтировался с самого основание собора, что и заметно в довольно значительной степени [за исключением вышеупомянутых царских врат приделов и «черноголовых» ангелов. Этот ремонт мог быть сделан при постановке иконостаса, вместо разбитых и утерявшихся в дороге частей]. Время берет свое: иконы и резные украшение трескатся, часть последних отпадает, позолота сходит. Живопись на некоторых иконах совершенно потускнела и попортилась. Издали эта порча мало заметна, но вблизи особенно бросается в глаза. Но тосковать и сожалеть об этом пока не нужно. Страшно подумать о ремонтах и «освежениях» руками местных «мастеров»; и надо благодарить счастливый случай, что собор и его чудный иконостас, конечно, благодаря своим крупным размерам, не привлекли еще сердобольных жертв, несомненно, только бы исказивших их. Примеры зтому в соборе существуют: «обновлен» жертвенник с иконою и интересным балдахином над нею [в виде купола, несущого корону на подушке].

То и другое блещет своими несуразными красками и широкими аляповатыми мазками. Под «обновленной» иконой имеется надпись: «жертвенник сей обновлен коллежским асессором Космою Павловичем Козаченком за здоровье его и матери его Евдокии и за упокой родителя его Павла 1864 года 1-го Сентября». Каким-то благотворителем, для спасение души и тела, в 1860 году испорчены две чудвые местные иконы Спасителя и Богоматери. На них надеты дорого стоившие серебряные массивные окладные ризы, грубо сработанные и варварски втиснутые в изящную резьбу иконных рам.

Не далеко то время, когда иконы и величественный иконостас настоятельно потребуют ремонта. Будет нестерпимо жаль, есди он чем либо повредиг этому высокому художеству пышного елисаветинского века.

Сохранилось предание, что иконостас собора был исполнен в Италии для какой-то дворцовой петербургской церкви, но был подарен императрицей Елисаветой Козелецкому собору, который будто бы в то время еще не был начат постройкой, и размер которого будто бы всецело зявисит от подаренного иконостаса. Это предание указывает между прочим, что иконостас вывезен из Петербурга, где он, по всей вероятности, и делался. Нет никакого сомнения, что его изумительная композиция всецело принадлежит Растрелли. Это он создал тот тип высокого иконостаса в стиле «елисаветинского рококо», который всецело исходит от московских барочных иконостасов конца 17-го века, сохраняя их строгую разбивку на ярусы и размещение икон. Чарующая композицие «певца барокко» здесь еще столь свежа и непосредственна, чтобы явилась мысль приписать ее кому-либо другому.

Окидывая взором все окружающее великолепие, невольно мыслию переносишься к тем временам, когда еще были живы создавшие все это. Что их заставило внести куда-то в глушь ту роскошь, которая там вовсе ненужна, которую редко кто видел? – Увлечение ли внешним блеском, заимствованное у двора, или это минутная утеха художественных, утонченных восприятий? – Загадочен и непонятен ушедший быт, где многое зависило от личных прихотей могущественных и своенравных вельмож. Поклонение пышной красоте и торжественной роскоши имело много места в то время, и считалось непристойным «не умножать свое великолепие».

Но едва ли это следствие изысканного вкуса, уж слишком бы широк был взят масштаб, почти без всякой возможности лицезреть сияющую красоту козелецких сооружений. Знатный вельможа, окруженный несметными богатствами и желающий кичиться ими, едва ли прибегнул бы к странному капризу, потребности в котором совсем не ощущалось. Козелец уже имел тогда одну каменную церковь и несколько деревянных, вполне достаточных для ничтожного количества жителей христиан.

Повидимому, эго жертва Богу за ниспосланный неизмеримый дар, за выдающееся счастье…

И.Э.Грабарь в своем исследовании архитектуры Растрелли указывает [Игорь Грабарь. «История русского искусства», том III, стр. 242 – 243], что архитектор А.В.Квасов (в то время подмастерье, «гезель») был отлравлен из Петербурга еще в 1748 году в Крзелец строить дворец и церковь для Алексея Разумовского. Очевидно, постройка Козелецкого собора задумана была давно, возможно, что даже одыовременно с киевским Андреевским собором, заложенным Елизаветой в 1744 году, когда императрица проезжала и через Козелец. Известно, что чертежи для Андреевского собора и дворца в Киеве делал Растрелли, а строил их довольно известный московский архитектор И. Ф. Мичурин. Оба собора – киевский и козелецкий, начатые почти одновременно, были забыты, и за достройку их взялись лишь в 1752 году, – со времени поездки нового гетмана по знатным городам и селам. Скорейшим окончанием работ в Андреевском соборе интересовалась сама императрица: по её желанию художественная резьба по рисункам Растрелли исполнялась в Петербурге, причем исполнительная работа была поручена нескольким мастерам. Такая спешность, несомненыо, была вызвана желанием скорее «исправить забывчатость». Повидимому, то-же самое происходило и с козелецким собором.

От дворца, построенного Квасовым в Козельце, не осталось никаких следов [дворец находился напротив города, на левом берегу р. Остра].

О том ли дворце, который построил Квасов, или о ином, существовавшем еще до поездки императрицы на богомолье, существует предание, что будто бы в нем, соблюдая строгую тайну, императрица сочеталась браком с А.Г.Разумовским. Иконостас дворцовой церкви, тем же преданием, считается перенесенным в Козелецкий собор, где будто бы он помещен в полуподвале, в приделе Адриана и Наталии.

[Иконостас церкви Адриана и Наталии по своему стилю отвечает лишь времени императрицы Екатерины II и сделан, несомненно, одновременно с учреждением придела в память гр. Наталии Дамиановны Разумовской, оканчивавшей постройку собора и здесь похороненной.

Относигельно достоверности места венчание нет ничего определенного. Существуют три версии: первая указывает, по приведенному преданию, на дворцовую церковь в Козельце, вторая – на село Перово под Москвой, где, по преданию же, 24 ноября 1742 года государыня была обвенчана с Разумовским (смотр. «Русские портреты 18-го и 19-го столетий». Издание В. Кн. Николая Михайловича. II том И-й выпуск стр. 53)ю Наконец, третья версия – тоже предание, сохранившееся в роде гр. Уваровых, что венчание будто бы происходило в церкви Воскресения в Барашах в Москве, вблизи которой находится дворец, ранее принадлежавший гр. А. Г. Разумовскому]

Если предание о венчании Елисаветы с Разумовским в Козельце справедливо, то значение К.озелецкого собора, как памятника события, само собою становится понятным.

Сохранилось сведение о ближайшем участии в сооружении Козелецкого собора уроженца города Козельца, священника Кирилла Николаевича Тарловского, по прозвищу «дикий поп», деятеля Запорожья и владельца громадных поместий в Новороссийском крае. Предание указывает, что он совершал обряд венчание императрицы с гр. А. Г. Разумовским. В соборе, в алтаре находится сильно попорченный временем портрет этого священника в натуральный росг с полустертой подписью внизу [некоторые сведение о жизни «дикого попа», полной интересных приключений, даны в заметках, помещенных в «Киевской Старине» за 1886 год в № 4 и за 1887 год в № 11].

Снаружи собор в архитектурных массах сохраняет всю внутреннюю структуру и всю значителность закруглений планового креста, отмеченную оригиналышм выгибом фронтонов, придающих собору торжественную и значительную важность.

Удивительная выисканность пропорций целого и прекрасно нарисованных деталей, при строго выдержанной монументальности компактных форм, близки по композиции и мастерскому рисунку к произведениям гр. Растрелли.

Заваленный дворцовыми делами, великий елисаветинский зодчий, конечно, не все мог сочинять сам, особенно для отдаленных провинций. При нем находился целый штат учеников, целая канцелярия, где вырабатывались его многочисленные проекты. Но все же для Крзелецкого собора эскизы, несомненно, Растрелли делал сам. Это подтверждает высокое значение «нелицемерного друга» императрицы, гр. А. Г. Разумовского, и в особенности тот размах, та «широкая манера», в кѳторой сделан собор. Это грандиознийшее сооружение сработано свободно и легко. Характерные для барокко центральность композидии и живописность форм разсчитаны уверенной рукою, где свету, как источнику всякой живописности, отведено большое место. Тяготение к декоративным формам смело высказано в оригинальных выгнутых фронтонах [подобные выгнутые фронтоны помещены в угловых фасадных окончаниях вдание 4-й гимназии у Покровских ворот в Москве, близ церкви Воскресения в Барашах. Это здание, как сказаво выше, принаддежало ранее гр. А. Г. Разумовскому, оно считается сооруженным по проекту Растрелди. «Русские портреты 18 и 19 стодетий». Издание В. Кн. Николая Михайловича. II том 1-й выпуск стр. 53], и в живописно разбросанных картушах. Скульптура вся нарисована необыкновенно уверенной рукой и сочные завитки орнаментаций красноречиво говорят не только о художественных замыслах елисаветинского мастера, но и об его руке [возможно, что скульптура Козелецкого собора работалась в Петербурге, или, что вероятнее, столичным мастером на месте и по рисункам Растрелли].

Строитель Козелецкого собора, А.В.Квасов, хотя и видный современник Растрелли, но едва ли он мог много вложить своего в архитектуру храма. Менее чувствовавший благородство пропорций и изящное равновесие хорошо прорисованных масс, А. Квасов тут же подле собора в 1766 году, т.е. через девять лет по окончании собора, сооружает колокольню, в архитектуре которой наблюдается уже иная рука: не те пропорции, не тот рисунок и профиля; все грубовато и значительно слабее легких пропорций собора. К.онечно, в девять лет, протекших после сооружение собора, талант строителя мог ослабеть, но это едва ли было так: большое сходство с пропорциями и обработкой колокольни имеет более раннее сооружение – церковь в Лемешах, находящаяся в десяти верстах от Козельца. Проект её и сооружение с большой вероятностью могут быть приписаны тому же Квасову. Эта церковь освящена в 1755 году, т.е. в то время, когда Квасов занимался постройкой Козелецкого собора. Довольно стройная архитектура Лемешовской церкви значительно уступает в изяществе собору.

Художественная цельность Козелецкого собора нарушена переустройством куполов, исполненных в типичной украинской форме наслоений «бань». Купола и кровли собора в настоящее время окрашены в зеленый цвет, но старожилы еще помнят их былое «светлое железо». Чрезвычайно жаль, что утрачена такая видная часть композиции собора, как формы глав, особенно интересные по своей живописности в архитектуре Растрелли. Цельность собора нарушают также пристроенные три крыльца, изгладивтие совершенно все признаки былых открытых всходов в верхний храм и спуски в склепы. «Бани» куполов и своеобразно-живописные крылечки хотя и придают собору некоторый оттенок местного украинского стиля, но вместе с тем и дисгармонируют, вредя монументальности и благородству форм собора.

Тяжеловатая архитектура крылец близка в пропорциях, а также и в детальной обработке, к архитектурной обработке колокольни, поражающей своей величиной, но не изяществом и выисканной красотою форм, как в соборе.

Интересная по живописным массам, колокольня высматривает не законченной. Художественная цельность её нарушена устройством купола, несущого высокий шпиль. Эта форма заменила, после пожара 1848 года, сгоревший двухэтажный верх [ближайшее сходство с Козелецкой колокольней имеет колокольвя Троицкого Черниговского монастыря, начатая постройкой в 1774 году настоятелем монастыря о. Иоилем, бывшим законоучителем Академии Художеств, и оконченная в 1778 году. Эта колокольня имеет столько же ярусов, сколько и козелецкая. Её двухэтажный верх, возможно, повторяет утраченные формы верха козелецкой колокольни].

Архитектурный прием в виде пучков колонн, ритмически проходящих по трем верхним ярусам колоцольни, дает как бы четыре гигантских устоя. Этот прием не чужд композиций гр. Растрелли и был применен им в знаменитой колокольне Смольного монастыря в Петербурге, к сожалению, оставшейся в модели.

Опустелый и заброшенный собор с гигантской, совсем не использованной колокольней дремлют среди пустынного городка, разбросанного и не видного среди пышной украинской природы. И кажутся эти громады совершенно чуждыми и посторонними невзыскательной местной жизни. Некому любоваться созданной «столичной» красотой 18-го века. Некому позаботиться и присмотреть за постепенно увядающей этой красотой, не обеспеченной необходимым для целости её уходом. Собор со времени Разумовских не имеет нужных для поддержания денежных средств, и нужно удивляться, как он не погиб совсем подобно покинутому Батуринскому дворцу.

Джерело: Горностаев Ф.Ф. Дворцы и церкви Юга. – М.: Образование, 1914 г., с. 37 – 46.