Початкова сторінка

Прадідівська слава

Українські пам’ятки

Змагатимеш до посилення сили, слави, багатства і простору
Української держави

Богдан Хмельницький

?

1988 г. По восточному Подолью

Д. В. Малаков

Но особенный колорит Шаргороду придают местечковые дома ремесленников и торговцев в Старом городе, которыми застроен весь холм в междуречье Мурашки и Колбасной. С домами такого типа в Немирове, Печере, Тульчине уже знакомы те, кто путешествовал по Брацлавщине; упоминались они на страницах и этой книжки, посвященных Бару, Ялтушкову, Копайгороду, Мурованным Куриловцам, Озаринцам, встретятся нам еще в Жданове, Чернивцах, Могилеве. Но наиболее цельно, полно, в комплексе, как любят говорить теперь, представлены они в Шаргороде. Такими или почти такими были подобные дома и сто, и двести лет назад, и, может быть, еще раньше. В Шаргороде всего полнее можно представить себе жизнь персонажей Шолом-Алейхема и Исаака Бабеля.

Наверное, с крыши надо начать осмотр местечкового дома. Крыша – это что-то особенное – громадная, четырехскатная, провисшая под тяжестью серой чешуйчатой черепицы и словно придавившая к земле весь дом, именно нахлобученная крыша. Под ней голубеют побеленные с большой добавкой синьки (всегда кажется, что мел желтоват) штукатуренные стены, затененные широким по-южному свесом кровли, опирающимся на деревянные столбики галерейки с глухими высокими перилами. Оттуда, из-под крыши, как из-под козырька особенной, шаргородского фасона и пошива фуражки, несмело, но благожелательно и с большим любопытством выглядывают обрамленные коричневыми ставнями темные окна. За ними – жизнь.

Все дома стоят торцом к улице, потому что земля была дорогая, и за нее следовало уплатить тем же Замойским, Любомирским или Сангушкам, а все хотели жить в центре, где торговля и ремесло важнее и нужнее всего.

На фасадной стороне размещались обычно торговые лавочки или мастерские – шапочника (кержнера), сапожника (шистера), портного (шнайдера), шмуклера (шнуры, тесьма, бахрома) и т. п. Здесь жили факторы (маклеры), ростовщики, комиссионеры и прочие посредники в делах, которых давно уже и нет, а память о них осталась разве что в фамилиях.

Когда дети и внуки женились, сзади к дому пристраивались новые крошечные комнатки, и крыша ползла за ними вслед. Дом прорастал от улицы в глубину, ка,к древо жизни, оставляя узкий проход вдоль боковой стены на другую улицу или, скорее, тоже проход, потому что ни сама улица, ни эти проходы не имеют ничего такого, что привычно связывается с улицей: ни проезжей части, ни тротуаров, никакого мощения. Так веками формировалась городская среда местечка.

Особый ряд составляли шинки, где продавались горячительные напитки, и заезжие (постоялые) дворы – заезды или корчмы («А козак сидить у корчмі та мед-вино кружає»). Постройки эти и сейчас легко об.-наружить по воротам, потому что все прочие местечковые дома дворов, а, следовательно, и ворот не имели, как не имели ни сада, ни огорода, ни грядки. Заезды были разных типов: с двором возле дома, с двором – за домом, с проездом во двор сквозь дом – под мезонином или между двух домов, дававших ночлег, стол и трапезу людям и лошадям. Но давно уже не стоят в заезде кони, опустив голову в мешок с овсом, выпряженные из селянского воза или местечковой балагулы.

Сохранились в Шаргороде и другие общественные здания. Одно из них – школа-хедер, где когда-то мальчики просиживали весь день за библией и талмудом в тесноте и духоте, читая каждый свое и все разом вслух; этот общий гам, вошедший в поговорку («шум, как в хедере»), иногда лишь прерывал сонный голос учителя-меламеда.

Вечное течение жизни можно прочувствовать в одном из местных кафе, преемственно стоящем там, где веками была у городских ворот если не корчма, так шинок, – у плотины на Мурашке, на въезде в Шаргород, уже в Слободе-Шаргородской. И там, не спеша пробуя местное пиво, можно послушать колоритного буфетчика и полные великолепного подольского юмора рассказы местных и проезжающих дядьків. Как и века назад, дело, приведшее их в местечко, вечно и важно. А на стенах висят, выражаясь снобистски, образцы кич-искусства: писанные маслом натюрморт с доведенными до сверхкатурализма спелыми плодами и котиком, играющим конфеткой в бумажке, и пейзаж с необыкновенно ярким парком.

Джерело: Малаков Д.В. По восточному Подолью. – М.: Искусство, 1988 г., с. 99 – 102