1988 г. По восточному Подолью

Д. В. Малаков

В двух километрах к югу отсюда лежит село Серебринец, или Серебринцы, где так же, как и в Кукавке, редко-редко встретится старая подольская хата на две половины под высокой крышей – стрихой. На сельских улицах полностью господствует добротный дом с ярко нарисованными на стенах цветами и букетами, с большой остекленной верандой, с необыкновенно емким, поставленным всегда глухой стеной к улице сараем-клуней, с гаражом, асфальтированным двором и множеством цветов во всех подходящих местах.

Но вот мы и в Серебринцах.

Первое письменное упоминание о селе относится к XVI веку. Из поколения в поколение передается легенда о том, как среди густых лесов, у родников обосновались первые поселенцы. Первым старостой оказался человек ненасытный, скупой, по прозвищу Корж (так любил коржи). Он добился боярского звания и все богател. Умирая, успел сказать сыну только одно: «А серебро найдешь в голове коня…» Унаследовавший далеко не лучшие отцовские качества молодой Корженко перебил чуть не всех отцовских коней, велел перекопать все вероятные места кладов, но все напрасно. Тогда нашелся один, как всегда, простой крестьянин, разгадавший тайну и пообещавший открыть ее боярину, если тот освободит крестьян от всех налогов на сто лет вперед. Боярин согласился. В полдень упала тень от головы деревянного коня, сделанного для памятника еще при жизни старого Коржа, и под тенью нашли серебро. Но коварный боярин велел наказать того крестьянина, чтобы впредь не был умнее, а всем остальным вместо свободы «посеребрить» спины. С тех пор боярские побои стали называть «серебряными», а жителей села и само село – Серебринцами. До того оно называлось Барские хутора, потом Раровцы. Сохранились и старинные названия за отдельными частями села, отвечающие легенде, – Коржевка и Свинокривда.

Но памятников архитектуры того давнего времени не сохранилось. Есть более поздний. В центре села с таким звонким названием горделиво высится над прудом и остатками парка светлое здание с колонным портиком – замечательный памятник архитектуры классицизма.

Это – бывший дворец Михала Чацкого, подчашего коронного (была и такая придворная должность), участника восстания Т.Костюшко, публициста, брата Тадеуша Чацкого – известного польского просветителя и эрудита. В Серебринцах могли бывать многие замечательные люди времени правления Станислава Августа, друзья дома, единомышленники. После 1793 года Екатерина II передала имение в награду фельдмаршалу П.Румянцеву-Задунайскому, но через три года секвестр был снят и Серебринцы вернулись к Чацким. Позже село купили Бережниковы, и здесь жил участник обороны Севастополя в Крымскую войну генерал-лейтенант И.Г.Бережников.

Со стороны дороги и села в усадьбу ведет подъезд по широкой плотине через пруд, в глади вод которого купают свои косы традиционные вербы: «В кінці греблі шумлять верби…» За плотиной – маленький, словно с детского рисунка (окно, дверь, четырехскатная крыша), домик-сторожка. Его причастность к усадьбе кроме местоположения определяется хорошими пропорциями и точно посаженными сандриками-полочками над оконными и дверным проемами – того же характера, что и над окнам.и дворца.

Окруженный зеленью, в отдалении от прочих сельских построек, панский палац производит впечатление здания гораздо больших размеров, чем в действительности. И это точно рассчитано зодчим. Дом словно приподнят над землей. Строили его примерно в 1770-1780-е годы в лучших традициях классицизма, и, быть может, серебринецкий дворец послужил образцом для беличинского, более скромного по размерам, но тоже симметричного по планировке, тоже с десятью парадными покоями на этаже.

Здание сложено из кирпича, а колонны, капители, сандрики, пояски, плиты балкона и прочие детали вытесаны из песчаника. Как и беличинский и мурованно-куриловецкий дворцы, серебринецкий расположен на скате местности, и потому обращенный в парк фасад и здесь имеет цокольный этаж с балконом на столбах вдоль всего одиннадцатиоконного фронта. Во всех трех сооружениях ярко отразились концепции великого итальянского зодчего Андреа Палладио, принятые как руководство к действию всеми архитекторами эпохи расцвета магнатских резиденций и в Подолье. Во всех трех дворцах монументальная величавость достигнута за счет пропорционального лада, за счет непременного колонного портика в центре симметрии. Здесь по условиям рельефа местности парковый фасад старались обратить в сторону подъездной дороги, приподнять его на высокий цоколь, дать увидеть издалека – с наиболее эффектных точек.

Соотношение длины, высоты и ширины серебринецкого дворца не требовало нескольких членений по вертикали – выразительность достигнута одним только портиком коринфского ордера. С западной стороны, на парковом фасаде, портик отодвинут далеко вперед, давая тень на широкий балкон, с восточной стороны, у входа во дворец, он придвинут почти вплотную к стенам. Украшением фасадов служат высокие, на десять стекол окна парадного этажа, подчеркнутые классическими сандриками, и отвечающие им почти квадратные окна верхнего, жилого этажа. Энергично прорисованный карниз с четким ритмом сухариков и четырехскатная кровля с двумя широкими каминными трубами венчают здание.

Планировка дворца подчинена двухрядной анфиладе с ориентацией пяти парадных помещений на парковый фасад, с залом в центре, со строгой симметрией всех покоев. Слева от зала – парадная опочивальня с непременным колонным альковом, с великолепной розеткой на потолке. Здесь многое сохранилось от прежнего декора, в том числе и розетки неповторяющегося во всех помещениях рисунка: то в виде стилизованного цветка ромашки, заключенного в изящное витое кольцо, то из энергично проработанных акантовых листьев в лавровом венке. Всюду остался крепкий, не знавший со времен вощения никаких других покрытий узорный паркет в крупную клетку; филенчатые, с кругами и ромбами двери, кое-где еще не утратившие бронзовых фалевых (поворачивающихся) ручек; белые колонны вестибюля со спрятанной за ними лестницей на второй этаж.

Но самое сильное впечатление производит Мраморный зал, где за чуть ли не двухсотлетнюю его жизнь утрачен разве что мраморный камин, да от неумелого использования здания пошла по потолку угрожающая трещина. В сумраке от заколоченных трех балконных дверей, раскрывавшихся на террасу под портик западного фасада, в нынешней кладовой – бывшем зале – каким-то чудом законсервировался первоначальный декор. И так же светел искусственный мрамор – стюк палевых тонов стен, тот же в ромбы паркет, те же двери и лепные розетки на оконных и дверных откосах (по бокам и вверху). Очень красив рельефный карниз с чередующимися парами грифонов, растительным и геометрическим орнаментом. Потолок закругленного к торцевой стене, как в Величине, зала обрамлен лепным пояском, набранным из фигур, излюбленных классицизмом: бусы, акантовый лист, виноградные гроздья с листьями и лозой. Все это завершает большой круглый плафон, в центре которого разместилась самая нарядная во дворце розетка, скомпонованная из лучисто уложенных листьев аканта, рогов изобилия, треножников и прочих непременных атрибутов стиля. Поля между входящими углами и плафоном заполнены лепными изображениями лир и ветвей декоративных растений. Поражает тонкая структура лепки, никогда не покрывавшейся побелкой. И еще: в Мраморном зале стоит каким-то чудом сохранившийся деревянный диван с завернутыми волютой подлокотниками, на изогнутых ножках, украшенный резьбой. Множество классических литературных образов вызывает в памяти только один вид этой мебели прошлого. Верхний низенький жилой этаж с окнами, поставленными в уровень с полом, по обыкновению, лишен декора.

Напротив восточного фасада дворца расположен обширный хозяйственный двор с капитальными каменными строениями. Правее – остатки парка, распланированного все тем же Д.Макклером: ведь он так много работал у Чацких, начиная с устройства ботанического сада при Кременецком лицее.

Джерело: Малаков Д.В. По восточному Подолью. – М.: Искусство, 1988 г., с. 72 – 78.