1914 г. Дворцы и церкви Юга [Вступ]

VII. Ляличи. Дворец гр. П. В. Завадовского

На северном крае Черниговской губернии, в Суражском уезде, где уже чувствуется начало Полесья с его болотами и десами, и где уже померкли краски юга, волею судеб закинута выдающаяся своей художественной значительностью усадьба Ляличи, принадлежавшая когда-то, в великий век Екатерины, графу Петру Васильевичу Завадовскому (1739 – 1812 г.). История возникновения дворца и его выдающееся значение тесно связаны с судьбой и жизнью графа.

Уроженец края гр. П. В. Завадовский, сын бунчукового товарища Василия Петровича Завадовского, родился в селе Красновичах Суражского уезда. Получив воспитание в доме своего дяди, подкомория Ширая, он учился в иезуитском училище в Орше и закончил образование в Киевской духовной академии. Поступив на службу канцеляристом к гр.П.А.Румянцеву, Завадовский находился при нем в течение первой турецкой войны. В 1775 году гр.Румяецев рекомендовал его, вместе с Безбородко, вниманию императрицы Екатерины, которая быстро приблизила его к себе. Обладая красивой наружностью и мягким уживчивым характером, Завадовский сделался фаворитом императрицы, но не надолго. Уже в 1777 г. императрица охладевает к нему, вследствие ли его излишней ревности, или же интриг Потемкина, который, мечтая низвергнуть «зазнавшагося малоросса», представил ко двору Зорича, «писанного красавца».

Охладев к Завадовскому, императрица, однако, не удалила ею от двора и он, пользуясь поддержкой друга своего Безбородко, занимал видные посты в администрации. Екатерина наградила его обширными поместьями в его родном Черниговском крае и в только что присоединенном Могилевском.

Завадовский искренно любил императрицу, как женщину, и милости её к нему по службе мало утешали его. При Екатерине Завадовский был сенатором, членом совета и управляюншм Дворянским и Государственным заемным банками.

Возведенный Павлом I в графское Российской империи достоинство и награжденный Андреевской лентой, Завадовский, будучи сенатором, одновременно был главным директором банков и заведывающим женскими учебвыми заведениями.

При Александре I гр. Завадовский был председателем комиссии составление законов, министром народного просвещения (первым) и председателем департамента законов Государственного совета.

Случай, выдвинувший гр. Завадовского на видное место, сделал его обладателем колоссального богатства. Все время собираясь удалиться от двора на житье в родные места, гр. Завадовский устроии там обширную усадьбу-дворец в пожалованном ему Екатериной поместьи Ляличи.

Далеко, далеко верст за двадцать, из города Мглина, видна знаменитая усадьба, рисуясь зеленым пятном среди холмов открытой и широкой местности.

Среди мглинцев живы еще воспоминание о наездах и жизни графа. Жива еще прекрасная повесть о минувшем оживлении края, о жизни и великолепии волшебного дворца, переполненного приезжими гостями, о необятном парке, считавшемся когда-то чудом края… Все эти разсказы о пирах и празднествах былых времен и о широком размахе минувшей жнзни ярко рисуют ушедший быт, – далекий мир иной страны…

Дорога к Ляличам идет среди холмов довольно унылой местности, через ряд скудных и убогих деревушек, мимо домов, лишенных самых примитивных украшений; ни резьбы, ни одного наличника на окнах. Нет радости, нет и искусства у людей обиженных судьбой! Такова и деревня Ляличи, робко приютившаяся у величественной зеленой стены липовой аллеи, как бы преграждающей дорогу в иной мир.

Усадьба вся утопает в густой разросшейся зелени. Гигантская тенистая липовая аллея, тянущаяся от церкви до долины реки Ипути, чудная в своей неописуемой красоте, явно предназначалась изолировать дворец от окружающаго: она замыкает всю сторону перед дворцом, загораживая вид из его окон со стороны подъезда. Стремление изолироваться видно и в той высокой каменной стене, которая на многие версты охватывала парк, замыкая его в недоступный круг.

Ответвляясь от главной аллеи, другая, перпендикулярная ей, приводит к въезду в передний двор. Немногое осталось от его арочной решетчатой ограды, и только лишь полуразрушенный воротный въезд изяществом пропорций и рисунка подготовляет зрителя к встрече с остатками чудес минувшого, освещенных ныне легендарным светом.

При входе в полуразвалившиеся каменные ворота охватывает ширь переднего двора, в глубине которого широко раскинулся огромный каменный дворцовый корпус с выдвинутыми навстречу зрителю полукруглыми флигелями. В центре красивый круглый купол высится над портиком, как в Таврическом дворце. Обширнейший передний двор уж утерял боковые, стоявшие один против другого, огромные тридцатипятисаженные корпуса былых оранжерей. Их уцелевшие фундаменты указывают на строгую обработку симметричных зданий пилястрами и двумя открытыми портиками из четырех колонн с лестницами во всю их ширину. Видимо, весь передний двор своей архитектурой был строго согласован с корпусом дворца, давая чудную по замыслу и широте, роскошнейшую перспективу, от которой, вне всякого сомнения, дворец выигрывал в своем величии и в большей значителности главного пятна.

Долго идешь опустошенным передним двором, приближаясь к все растущему колоссальному дворцу. О ужас! – Чем ближе подвигаешься к нему, тем болие становится заметным его непоправимое разрушение. Все грязно, все валится и гниет. Ветхие оконные рамы лишены стекол, и птицы летают по комнатам. Крыша едва цела; местами она уже провалилась, и дождевая вода свободно льет внутрь помещений, разрушая все до самого низа. Исчезнувшие двери дают полный доступ внутрь кому угодно; в нижнем этаже пасется стадо, укрываясь от непогоды. Целая гурьба деревенских мальчищек избрала дворец своей забавой, разбивая камнями изящную орнаментальную скульптуру.

Но то ли еще внутри, в тех роскошных покоях, где сквозь темные зияющие отверстие окон смутно мерещатся прелестные фрески плафонов…

Судьба не пощадила усадьбы; дом в ужасающем виде, запущен и обречен на медленную гибель.

После гр.П.В.Завадовского Ляличи, доставшиеся сыну его гр.В.П.Завадовскому, были проданы им Энгельгардту. Затем Ляличи последователыю переходили к барону Черкасову, Атрыганьеву, купцу Самыкову и ныне принадлежат гомельским купцам – евреям Голодцам, намеревающимся превратить Ляличский дворец в фабрику.

Все ценное давно уже вывезено из дворца прежними владельдами. В настоящее время дворец, сохранивший лишь стены и своды и едва-едва хранящий сгнившие полуразрушенные плафоны, не имеет ни одной вещи, представляющей какую-либо рыночную цену, разве лишь кирпич, из которого сложены стены… Уцелевшие художественные ценности не охраняет никто. Руины обречены на гибель, и сильно подвинули ее руки досужих посетителей, испещрившие надписями стены и расхитившие куски прелестных орнаментаций.

Прежде чем войти в этот болыпой, серьезный и массивный дом, обойдем и осмотрим его кругом. Строгая архитектура здание проста и отличается изяществом пропорций и мастерской конценцией главных масс, среди которых главенствует центральный купол и портики из шести колонн с фронтонами на главном фасаде и на фасаде, обращенном в сторону парка. Большую прелесть придают дворцу своим уютом лоджии боковых фасадов, красивыми теневыми пятнами рисующияся на скромной глади стен.Строгим классицизмом веет от всей архитектурной внешней обработки, и не утрачивается простота от пышных и изящных коринфских капителей портиков и лоджий, единственных орнаментальных украшений. Повидимому, эта умышленная простота подготовляла пышный красочный эффект внутреннего убранства, которому было подчинено все.

Внутреннее расположение дворцовых помещений, как увидим, одно лишь диктовало наружиые их массы и обработку, подчиняя расположение и выразительность этажей согласно внутреннему расчленению двухсветного обширнейшего зала, парадной лестницы и величественной центральной купольной ротонды, – главного художественного пункта.

Главный корпус дворца имеет три этажа с полуподвалом при общей высоте – от уровня земли с карнизом – в восемь сажен. Боковые круглые флигеля дворца – в два этажа, при обобщающем их высоком коридоре, имеют в высоту десять аршин от уровня земли. Под корпусами флигелей тоже устроен полуподвал.

Вся архитектурная масса дворца не имеет последуюидих наслоений, и этот красивый, хотя и полуразрушенный, памятник екатерининского времени прелыцает своею подлинностью и какой-то непреодолимой красотой.

Тотчас же при входе внутрь дворца невольно охватывает чувство угнетения и тоски при виде жалкого и непоправимого состояния дворцовых помещений, над украшением которых трудились талантливейшие мастера: погибла забота графа, отдавшого ей все мечты, все думы…

Повсюду зияющие отверстия в полах и потолках, варварски разрушенные кафельные печи, ободранные простенки зал, когда-то украшенные большими ценными зеркалами. Побиты и расхищены изящные скульптурные фигуры и орнаменты плафонов и карнизов. Разрушены и утерялись фризы, побиты капители, украшавшие пилястры и колонны. Расхищены наборные паркетные полы, и нет уже живого места, свободного от расхищений и разрушительного действие атмосферы. И только странное, живое впечатление среди всеобщей картины смерти и разрушение производят сохранившияся фресковые росписи плафонов.

Долгие годы разрушений привели здание в плачевное и жалкое состояние, характеризующее ненужность для нынешнего практического века былой утехи и цели тонких восприятий красивой, ушедшей безвозвратно жизни. Страшно и жутко очутиться на её развалинах!..

Трудно определить назначение несколышх десятков комнатных помещений всех этажей дворца, тем более, что многие из них пришли в болыпую ветхость, или видоизменены. Нижний этаж дворца, повидимому, не был назначен для больших приемов, являясь лишь служебным помещением и временным пребыванием гостей; однако и в нижнем этаже есть комнаты парадного убранства.

При входе в главвый корпус с главного подъезда попадаем в вестибюль, строго и монументально обработанный полуколоннами дорического ордера, расположенными по всем стенам; полуколонны эти несут лишь архитрав. Скульптурные панно над амбразурами дверей, печи в полукруглых нишах и скромной росписи плафон завершают художественную обработку помещения. Налево – арочный проход на лестницу, нарядную в два света, и двери в левый закругленный флигель и в коридор интимной половины. Направо – двери в правый закругленный флигель и в коридоры.

Из нижних помещений главного корпуса выдается своим благородством художественная обработка кабинета графа. Наилучшее его украшение – плафон, прелестное сочетание зеленого и желтовато-серого цветов, служащих фоном для нежно-синего неба с тремя резвящимися амурами в центре, окаймленного кругом решеткой с вензелевыми знаками под графскою короной. Простая ныне гладь стен, вне всякого сомнения, была закрыта материей, а может быть, и гобеленовыми коврами. Из описаний современников графа, посетивших Ляличи, узнаем о пышной обстановке, украшавшей залы дворца. Но эти описания, к сожалению, очень скудаы. Князь Шаликов, бывший в Ляличах в 1803 году, говорит:

«Я жалел, что картины, которых очень много, не в одной особливой галерее. В кабинете хозяина есть одна достойнейшая примечания: магическая кисть художника изобразила спящую Венеру без всякдго покрывала кроме собственной руки её… но что всего лучше, то она не Рубенсова, не Корреджиева, а собственвого Апеллеса, следовательно уподобление Медицейской Венере простительно… В этом же кабинете и портрет хозяйки, которую б я также принял за Венеру, если б не предупредили меня»… [К. П. Шаликов. «Екатеринин дар»]

Скромные по обработке, другие комнаты нижнего этажа, служившия, видимо, приемными, были обогащены роскошными скульптурными панно, помещавшимися над дверями. Уцелевшие остатки этих панно указывают, что они составляли две барельефные группы, олицетворявшие науку и искусство. Гений науки, в центре панно в рост, задрапированный в широкую одежду, держит в простертой руке светильник, озаряющий сидящого юношу, углубившегося в мышление, с поднятой левой рукой с характерным двяжением соображения. На правое плечо юноши облокотился стоящий крылатый амур. Двое обнаженных детей, группируясь около глобуса, заняты чтением рукописи и географией. В центре другого панно крылатый, полуобнаженный гений пскусства склонился к обнаженному ребенку, доверчиво прижавшемуся щекой к указывающей руке гения. Направо и налево разбросаны модели, с которых рисуют обнаженные дети. Оба панно, повидимому, обладали прекрасной экспрессией и отличались великолепной моделировкой [все это побито и части групп уж утерялись. Два достаточно сохранившихся панно кем-то выломаны со стен дворца и увезены в деревню Чешуйки Мглинского уезда, где и вмазаны в стены хаты. Эти панно тождественны остаткам, находящимся во дворце, по сюжетам, размерам и формам и, несомненно, отлиты с однех моделей]. Отметим, что во всех других многочисленных помещениях дворца не встречается таких серезных и сложных скульптурных панно.

Поднимаясь во второй этажть по парадной лестнице, по центральному и боковым саженным маршам, вступаешь постепенно в ту сферу пышности, изящества и красочных эффектов, которые царят еще поныне в анфиладах второго этажа. Пышный коринфский ордер с изумительно изящным антаблементом опоясывает пилястрами и колоннадами все стены лестничного помещения, служа опорой своду, прорезанному люнетами над окнами второго света и им симметричных впадин. Мягкий свет льется из многочисленных окон и, благодаря контрасту с полутемным вестибюлем, лестница кажется залитой морем света. Прелестно нарисованная орнаментация плафона как бы умышленно – до щегольства – выделяется на темном красочном фоне, много добавляя общей монументальности ансамбля. Для усиление все той же монументальности были поставлены статуи в центральной нише и на особых пьедесталах по сторонам у входа в аванзал. От статуй этих уцелели только пьедесталы. Для уничтожения глухих и близких к зрителю плоскостей стены в ответ окнам продольной стоноры лестницы написана подражающая им декорация с фоном из драпировок. С тою же целью расширение горизонта написаны по сторонам маршей удаляющияся перспективы арок и панорама местного ландшафта. С верхней лестничной площадки входили в аванзал, или боковым ходом – в интимную половину второго этажа, сообщавшуюся особой лестницей с нижним и верхним этажами.

Аванзал окнами выходит на балкон портика главного фасада, откуда открывается вид на главный двор и далее за ним на поперечную аллею. Вид на обширный «регулярный сад» с цветником, украшавшим когда то передний двор, обстроенный стильными корпусами обширнейших оранжерей и полукруглыми флигелями, был в свое время великолепен. Садом, парком и оранжереями особенно увлекался гр. Завадовский, заботясь постоянно о том «дозреют ли на лимонных и померанцевых деревьях фрукты»… Нынешний двор пустынен, порос бурьяном и покрыт травой. Густой лопушник вырос на месте разрушенных до основание оранжерей, от которых остались лишь груды мусора и битых кирпичей. Сохранилась великолипно лишь аллея, разросшаяся до такого размера, о котором, вероятно, граф не мечтал…

Аванзал строг и умерен, как в архитектурном, так и красочно-декоративном убранстве. Сочетание желтых и фиолетовых тонов как нельзя более отвечает значению скромного преддверия в великолепное помещение – круглый зал, находящийся под центральным куполом.

Это величественное центральное, проходное со всех сторон помещение, освещенное верхним светом, мягко льющимся через окна купола, несомненно, было предназначено для помещение картин и статуй. Вероятно, об этом зале говорит Де-ля-Фляз, пленный доктор французской армии, наезжавший в Ляличи весной 1813 г., т.е. в то еще время, когда был жив граф: «Нас встретили дворецкий и множество слуг в ливрее с золотым галуном и повели в залу, украшенную мраморными статуями и историческими картинами, между прочим и портретом кардинала Ришелье»… [Записки Де-ля-Флиза, «Русская старина» 1892 г. Февраль.] Гигантские парные коринфские колонны уносят ввысь прелестный купол, в красочных декорациях которого великолепно сочетаются золото, голубой и темно-красный цвета. Нежно-золотистый фон и белая орнаментация зенита свода имитируют открытую беседку с пилястрами, столбами и барьером, обвитым зсленью и цветами. Сурово строгая гладь стен, на которой рисуется величественная колоннада, служила прекрасным фоном для картин и статуй. Четыре изящно обработанные двери сообщают боковые помещение друг с другом. Налево – дверь интимной женской половины, прямо – гостиная, направо – великолепная столовая.

Это одна из выдающихся, по производимому впечатлению. комнат дворца, в почти храмовой, строгой архитектурной обработке. Мягкое освещение, прошедшее через открытую лоджию бокового южного фасада, придает таинственно-мистическую прелесть колоннаде, сгущая тени перехода, усиленные впадиками ниш. Свет не достигает также верха кессонированных ниш, где помещались печи, и оставляет в мягком полутоне плафон, – нежное сочетание розового с зеленым, как нельзя более отвечающее центральному пятну плафона, где на фоне весенних облаков изображено шествие Авроры, бросающей цветы, резвящиеся амуры и стремительно несущийся к Авроре юноша-зефир на прозрачных стрекозиных крыльях.

Но главный художественный интерес столовой сосредоточен не здесь. Он напротив колоннады, где на стене написано изображение императрицы Екатерины II. Портрет варварски изсечен и исцарапан в нижней части, где достает рука, но можно еще рассмотреть сидящую величественную фигуру в профиль с протянутой левою рукой. Императрица изображена на фоне зеленой висящей полуоткрытой драпировки; вдали виднеются классической архитектуры триумфальные ворота, мост и колоннада. Императрица одета в голубое атласное платье с пурпуровой накидкой на плечах; пурпур находится и на светлом головном уборе. Изображение написано в довольно сильных тонах, как бы передающих масляную живопись. Особенно удачно взято сочетание голубой одежды с более нежными тонами голубого неба, захватывающего почти половину всей картины.

На той же стене частию уцелели рельефные изображения мифологического содержавия. В одном из них еще можно угадать фигуру Зевса, парящего на облаках; тут же виднеется орел, держащий в когтях перуны. Другая сцена, повидимому, изображает Эроса; вдали виднеется толпа сатиров. На противоположной стороне, за колоннадой, к сожалению, скульптур не сохранилось, но нужно полагать, что все они, совместно с живописным изображением Авроры, были поставлены в живую аллегорическую связь с доминирующим изображением императрицы. Необыкновенную серьезность этой восхитительной столовой придает монументальная окраска пилястр и колоннады в коричневый с зеленым цвет, имитирующий мрамор. Их сильный тон прекрасно оттеняет всю нежность холодновато-серых стен и придает необыкновенную воздушность плафону.

С правой стороны стодовой, за колоннадой размещен ряд служебных, небольших комнат с выходом в аванзал и с лестницей, пронизывающей все этажи и доходящей до подвала к кухне. Прямо из столовой – выход на балкон-лоджию. С левой стороны столовой – вход в великолепный зеркальный зал.

Весь залитый ослепителышм светом, врывающимся с двух сторон и из окон второго света, зал поражает зрителя своей величиной. Утраченные зеркала, размещенные во всех простенках, усиливали широту и светлость. И, видимо, этот яркий ослепительный свет, отражающийся всюду, заставил чуткого художника умерить силу освещения прелестного кессончатого свода, где введена густая коричневая раскраска фона кессонов, прекрасно гармонирующая с нежной цветной раскраской многочисленных фоновых пятен свода, где преобладают декоративные мотивы, имитирующие бронзу. Достигнута монументальность и здесь и, кажется, нет лучшей комнаты во всем дворце, где все так выдержано, все так изящно. Особенно поражает здесь выработанность и тонкость рисунка орнаментаций, свободно и легко стелящихся по стенам и своду.

Самый обширный во всем дворце, зеркальннй зал предназначался, вероятно, для танцев и концертов. Помещение для оркестра удобно устроено на хорах, на уровне верхнего света, с короткой стороны залы, т.е. в третьем этаже дворца.

Помещение, связанное с зеркальным и круглым залами, служит переходом к интимной половине второго этажа и имеет выход на балкон портика, обращенный к парку. Очевидно, это главная, парадная гостиная.

Сплошь обработанная скульптурными панно, скульптурными орнаментальными фризами и сочными лепными сандриками над дверьми, она имеет две печи и камин и, несомненно, была украшена матерчатой обивкой. Пышностью и уютом веет и сейчас от этого восхитительного, но уже разгромленного покоя. Почти совсем разобран штучный пол прекрасного рисунка. Исчез камин и зеркало над ним, и сильно потерпели белые кафельные поливные печи чудного рисунка и прелестной формы. Кавим-то чудом уцелел еще плафон, великолепно выполненный в нежно-фиолетовой гамме. В противоположность монументальной строгости большинства плафонов дворца,. плафон гостиной выдержан в жизнерадостном, веселом тоне: главный мотив орнаментальных украшений – цветы и листья лавра. Четыре медальона по углам с изображениями женщин, собирающих цветы, снопы пшеницы, фрукты, – быть может, символизируют времена года, или, что вероятней, это эмблемы мира и довольства. Эмблемы мира в виде знамен и пушек, перевитых венком из лавров, совместно фигурируют на плафоне и повторены четыре раза по сторонам, между угловых медальонов. Очень жаль, что от скульптур над дверями не уцелело ни куска: они могли бы пояснить и пополнить аллегорический смысл целого.

Перед гостиной, снаружи находится портик фасада, выходящий в сторону парка. С балкона портика открывается вид на пруд и далее на парк бесконечный, зеленый и радостный. Далеко, далеко за прудом, вдали на правой стороне парка, с краю виднеется ротонда, остаток памятника гр. Румянцеву, манящая своим светлым пятном. Парк отделен от дома большим прудом, ныне запущенным и обмелевшим, обладавшим, конечно, необходимыми в то время островами, перевозами, мостиками, пристанями и прочими принадлежностями, приобшдвшими его к общим эстетическим замыслам художественного целого усадьбы. От пруда к самой веранде подходит сад, не имеющий ныне никаких следов былой разбивки и никаких признаков заботливых цветочных насаждений. Сад зарос, опустели пруды, парк заглох, – красивая жизнь прежних лет навсегда угасла…

Тихий рассказ о былой красивой жизни проникает в душу и наводит щемящую тоску о прошлом, о заглохших и забытых красивых уютах не так уж отдаленной старины. Изредка наезжавший в Ляличи граф сумел устроить все широко и богато. В этом устройстве ясно высказываются вкус и мечты того времени, когда прихотливая летняя жизнь приравнивалась к «аркадской идиллии», к мирной сельской жизни среди природы.

Следующее за гостиной помещение характером убранства принадлежит к полуинтимным. Это или будуар, или, вернее, вторая гостиная. Изящно-спокойное убранство стен великолепно оттеняет красочно-сильный, монументальный плафон, эмблематически говорящий о могуществе и славе.

Смежная комната по простоте и изяществу убранства ближе всего подходит к спальне. Своебразно каннелированный фриз и просто трактованный плафон, дающие нежное сочетание розового с желтым, прекрасно оттенены голубым бордюром, на фоне которого расположены изящно нарисованные пальметты.

Несколько особняком, как от парадных, так и от интимных комнат, находится небольшое, заканчивающееся полукругом помещение. Оно сообщается через переходы как со спальней, так и с парадной лестницей. Судя по занимаемому этим помещением месту, и в особенности по деликатно-тонкой и нежно-изящной обработке, вероятно, это был будуар.

Мягкое освещение через единственное окно-дверь, – с балкона лоджии бокового северного фасада, обусловливает те нежно-светлые тона декоративной обработки стен, где преобладают цвета белый и светло-серый. Как будто серебристый сумрак окутал это прелестное помещение и набросил нежную тень на его стены. Солнце никогда не заглядывает в эту комнату и, кажется, что все её поблеклые тона увяли от недостатка воздуха и света.

На светло-сером фоне стен рисуется изящная скульптура и красочно-декоративные растение панно, прелестно оттеняющие их нежность. Особое внимание обращает изящно-декоративная скульптурная орнаментация пилястр-лопаток, где среди перевитых гирлянд лавровых или померанцевых листьев размещены камеи, – увы, давно уже исчезнувшие, так же как и вся скульптура, когда-то украшавшая панно над нишами, а также и над дверями, расположенная на светло-зеленом нежном фоне. Гармонично-нежная окраска стен будуара великолепно оживлена сильно написанным плафоном, где выдержанное сочетание розового с зеленым отгенено красочно-синим фоном полукруга плафона, на котором рисуется болыпой венок из роз. К сожалению, совершенно утеряна центральная часть разрушающагося плафона. Обвалившаяся кровля с северной стороны дворца оставила без всякой защиты эту обаятельную по декоративным мотивам комнату, лучшую по художественности исполнение во всем дворце. Время окончательного разрушение её уже близко!..

Около этого дивного образца декоративного искусства сосредоточены предание об исключительной обстановке дворца, вывезенной из Франции после ликвидации, о многочисленных гобеленах, картинах, статуях и бронзе. Здесь, в этой комнате, определенно указывает предание, будто бы находилась кровать Марии-Антуанеты из Трианона.

Третий, верхний этаж дворца – весь в зависимости от расположения двухсветных помешений: парадной лестницы, зеркального зала, а также и пронизывающего его круглого центрального зала, чрез внутренние окна которого свет из купола проникает в центральные коридоры третьего этажа. Декоративное убранство комнат этого этажа просто, ограничиваясь лишь лепными карнизами плафонов, Этот этаж, повидимому, был семейным помещением для детских, для занятий, игр и т. п., но тут же помещены и хоры для музыкантов, открытые в зеркальный зал.

Полуподвальный этаж, связанный лестницами с верхними этажами, служил просторным помещением для многочисленной дворни, для кухни, кладовых и проч. Он продолжается и под закругленными корпусами флигелей.

Среди этих флигелей особого внимание заслуживает конечное помещение с правой, южной стороны крыла. Очень красивое и не мение роскошно обработанное, чим залы главного корпуса дворца, оно в декоративно-красочном отношении еще богаче. Кажется, нет другой комнаты в такой восхитительно-гармоничной окраске, в такой уверенной могучей гамме тонов. Трудно угадать былое назначение этой прелестной комнаты: она могла служить гостиной отдельного апартамента для особо важных гостей, или же общей салон-гостиной для приезжих. Её уютно пышный вид с густыми насыщенными тонами окраски стен, панно и потолка, при общем густом зеленовато-сером фоне, исключает возможность иного назначения комнаты, более официального. Особенно этому не соответствовало бы размещеше по углам плафона целующихся голубков.

Целый ряд описанных прелестных комнат дворца, видимо, имел не случайный, только декоративный интсрес, но вместе и аллегорический. «В главном месте висит во весь рост портрет божества места сего»…. говорит кн. Шаликов, подразумевая портрет Екатерины. Де-ля-Флиз прямо приводит название комнат, вилимо, аллегорического значения: «В так называемой Аполлоновой зале висит портрет императрицы Екатерины II во весь рост, в великолепной раме с императорскою короною. Другая зала, Лукуллова была обита гобеленовыми обоями, изображавшими миоологические сцены – это был подарок императрицы».

К сожалению, совсем нет точных сведений о дворцовой обстановке. Переходя из рук в руки вместе с дворцом, обстановка постепенно таяла, разбредаясь по новым владельцам. Даже у настоящих владельцев Лялич, у Голодцев в Гомеле, как говорят, находятся картины и кое-что из обстановки, вывезенные из Лялич. Сведение современников об обстановке дворцовых зал ничтожны. Кн. Шаликов указывает, что «мраморные бюсты, статуи, превосходные картины, зеркала украшают все комнаты; для некоторых приготовлены драгоценные французские готлисы». Де-ля-Флиз говорит об этом несколько подробнее: «Кругом стояли дорогие мраморные статуи. Почти везде были развешаны картины первых мастеров, ценность им полагают в сто тысяч рублей. Меблировка всех этих комнат и несколько полинявшая штофная материя доказывают принадлежность свою прошлому веку»…

Окидывая взглядом наружную и внутреннюю обработку дворца и угадывая и дополняя недостающее, мысль поражается небывалой роскошью и затейливостью прежнего барства. Но эта роскошь далеко не всем была по плечу. Даже богатейшие помещики того времени строили свои загородные дворцы из дерева: Останкино, Кусково, Архангельское и др. Из камня же такой дворец-громаду могли построить только временщики, обладатели легко приобретенных бесчисленных богатств. Только фавориты могли созидать волшебно-фантастические дворцы из своих усадеб.

В Ляличской усадьбе, несмотря на страшную разруху, сохранились следы высокой культуры 18 века. В ней виден изысканный вкус и ясное понимание красот подлинного искусства.

Гр. Завадовский, несмотря на непрерывающуюся службу, как истый сын своего века, был не чужд модных стремлений к благородной праздности, к сентиментальной оторванности от двора и окружающей жизни. Искренно любивший императрицу, гр. Завадовский лелеял мысль устроить «тихий, уютный уголок отдыха и благодарных воспоминаний» и вынашивал эту мысль давно в своем воображении. Уже на склоне лет графа осуществилась эта мечта, но отдых не пришел, и графу, дожившему до 73-х летнего возраста, не удалось всецело насладиться покоем в им созданной роскошной обстановке. Неприятности по службе, распри с женой и придворные интриги как бы способствуют его сближению с природой. «Но сие все приближает меня к предмету столь желанному, чтобы уединиться в деревню и счастливую получить независимость», так пишет он своему другу, гр.С.Р.Воронцову, 29 октября 1788 года. В другом письме от 17 ноября 1793 года гр. Завадовский, жалуясь на то, что дети его умирают в мдаденчестве, и упоминая о потере уже пятерых своих детей, говорит: «Никогда мне столько не был противен сей город как теперь»… Все это подвигает лелеемую мечту к осушествлению, и вскоре в значительно увеличенной усадьбе Лялич воздвигается грандиозный дворец.

О том, как увеличивадась подаренная Екатериной усадьба, отзывается один из современников, весьма не лестно отмечая нравственные качества гр. Завадовского [Державин, подробно сообщая о злоупотреблениях гр. Завадовского по должности директора Государственного заемного банка и о его неразборчивости в способах наживы, указывает, что алчность Завадовского не имела пределов; нажив легко свои богатства, он дешево скупал и даже отнимал землю у своих небогатых соседей в Малороссии. «Русские портреты 18 и 19 столетий», Издание В. Кн. Николая Михайловича. Том II, выпуск 1, стр. 52]. Хотя, вопреки этому, болынинство современников графа были очень благосклонны к нему.

Точное время начала сооружение дворца неизвестно. В письме гр. Завадовского к гр. Воронцову от 12 апреля 1793 года отмечено, что граф на дом и сад «положил великие тысячи». Во всяком случае время производства работ по внутренней отделке падает на 1794 год, т.е. на время приобретения П.В.Завадовским достоинства графа Римской империи [в графское достоинство Российской империи Завадовский быд возведен императором Павлом 1-м в 1797 году], о чем красноречиво свидетелствуют графские инициалы, изображенные на плафоне его кабинета. В 1794 году дворец уже был сооружен, о чем гр. Завадовский сообщает в письме к гр. Воронцову от 30 июня 1795 года.

Не имея возможности по службе долго пользоваться отдыхом, гр. Завадовский бывал в Ляличах только наездами. Даже смерть Екатерины не изменила положения, и только лишь временная опала, в последний год жизни императора Павла I, позволила графу около года пользоваться им созданной, особой роскошью деревенской жизни. Император Александр I тотчас же по вступлении на престол призывает графа ко двору.

Изящно роскошный дворец, весь переполненный произведениями высокого искусства, однако, видимо, не совсем подходил к мечтательному характеру графа, любившого природу и уединение. В переписке с гр. Воронцовыми гр. Завадовский рисуется восторженным поклонником красоты и вместе страстным любителем природы. Насажденный им, «дикий» английский парк служит предметом особой его заботы и увлечения. «Новый сад еще во младенчестве. По заочности я настолько заломил оного, что отчаеваюсь одолеть в мой век и затеи и пространство». Пишет он 26 февраля 1800 года, и далее 10 июля 1800 года: «Часть сие есть во мне господствующая страсть, каковую умерять рассудительностию не могу себя принудить. По всяк день граничную черту подвигаю вперед».

Пройдем в этот «безграничный» парк. Боже, как он разросся, как одичал!.. Сразу охватывает тревожное обаяние леса. Исчезли былые «картинные перемены». До неузнаваемости изменился былой «весьма увеселяющий аглинской сад»: не видно дорожек, холмиков и храмов, исчезли мостики, беседки и павильоны, – все заросло и исчезло. Старый густой парк стоит перед вами, как девственный лес. Но среди несущихся ввысь деревьев, в глуши ведичественно-роскошного парка еще цело довольно видное каменное здание, называемое летним дворцом. Серьезный и массивный дом едва виднеется среди необъятного векового парка.

Строгая, серьезная архитектура этого здания, – в духе римского дорического ордера, указывает на серьезность его назначения. Это не увеселительный охотничий домик, это не павильон для балов, скорее это дом отдыха и уединения: от него веет какой-то особенной, сосредоточенной думой. Здесь хочется думать, работать и мечтать.

Жуткое, неизяснимо чарующее впечатление охватывает душу и вызывает думы о прошлом.

Не здесь ли, главным образом, проводил время изредка наезжавший в Ляличи граф? Не здесь ли он мечтал о лучших временах, о своей молодости, о благоволении императрицы, истинной царицы его души? Не здесь ли проводил он дни и ночи среди любимых книг, уединяясь надолго от «всего мира»? – Недаром молва зовет этот дом летним дворцом и недаром изрыто все подполье этого дворца в поисках легендарных сокровищ, будто бы зарытых графом. Темный тогда был народ и по-своему обяснял уединенную жизнь графа.

По плану и группировке летний дворец весь рассчитан на эффект внутреннего, центрального помещения, перекрытого куполом и освещенного верхним светом через четыре больших полуциркульных окна. Этот центральный зал, расширенный с боков двумя колоннадами, прекрасно оттеняющими довольно сильно освещенное помещение, видимо, был назначен для постановки статуи в центральном месте [не здесь ли находилась мраморная статуя Екатерины II, вывезенная Энгельгардтом в Смоленское имение после покупки им Лялич у гр. В. II. Завадовскаго? – От Энгельгардта статуя перешла к Д. П. Ознобишину и пожертвована последним Академии художеств. Смотри «Русский Архив» 1870]. Центральное помещение летнего дворца окружено небольшими, уютными помещениями, могущими служить жилищем; среди них им-еются и антресоли. Дворец запущен, лишен полов, дверей и окон, но целы еще его плафоны, скромно и изящно расписанные преимущественно бордюром.

В близком разстоянии от летнего дворца находится прелестная ротонда – открытый павильон из двенадцати стройных коринфских колонн, несущих купол. Здесь находилась бронзовая статуя графа Румянцева-Задунайского. Это «храм благодарности», и сюда-то гр. Завадовский ежедневно приходил «поклоняться своему благодетелю». Павильон стоит на высоком открытом месгв и выгодно рисуется на фоне зелени парка.

Из павильона открывается широкий вид на пруд и на садовую сторону дворца. Вид этот утерял всю свою былую прелесть, которую придавал ему «устроенный» пруд, и в особеныости сад-цветник, подымавшийся к нему от самого пруда. Ныне сад этот запущен, и большая часть его занята многочисленными плодовыми деревьями, дающими владельцу немалый доход.

Статуя графа Румянцева ныне находится на площади города Глухова, где поставлена на вновь сооруженном высоком педестале – с подобающими надписями [статуя из Лялич была вывезена Энгельгардтом в Смоленское имение, откуда в 1866 голу постучила в собственность кн. С. П. Голицына, подарившого ее городу Глухову. Будучи в то время черниговским губернатором и почетным гражданином г. Глухова, кн. С.П.Голицын полагал, что памятнику этому подобает находииься в Глухове, где находилось главное управлсние Малороссиею и где граф Румянцев, как генерал-губернатор, имел свою резиденцию]. Едва ли в Ляличах она находилась на такой высоге: фигура гр. Румянцева выступает сильным движением вперед и своею несколько наклоненной позой требует простора.

Прелестная бронзовая статуя графа Петра Александровича Румянцева-Задунайского, генерал-фельдмаршала и президента Малороссийской коллегии, как гласит надцись на новом пьедестале, велиролепная и в новом, нынешнем назначении памятника, несомненно, была более согласована с пьедесталом и выгоднее рисовалась иод куполом изящной колоннады. Статуя графа Румянцева исполнена во весь рост (3 аршин высоты), в одежде римского воина с непокрытой головой, опершегося слегка на ствол дерева, к которому прислонен щит с гербом графа и девизом: «non solum armis». В правой руке гр. Румянцев держит фельдмаршальский жезл, в левой – шлем. В ногах помещен свиток бумаг, на одной из которых иигвется надпись: «Кагул, 1770 г., июля 21 д.». На стволе дерева помещена надпись, указывающая: что памятник проектировал Н.А.Львов, почетный член Академии художеств, модель сделана профессором и академиком скульптуры Рашеттом, отливал статую из бронзы Гатклу, служивший в то время модельным мастером на императорском фарфоровом заводе.

[тут іде розповідь про церкву]

Заключая обзор Ляличских сооружений, нужно упомянуть еще об уцелевших помещениях обширных конюшен с башнями по сторонам, просто и красиво скомпонованных в одном стиле с дворцом. Ближайшая очередь разрушение за ними. Их собираются продать на слом…

Все строение Ляличской усадьбы вместе с храмом, несомненно, сооружены одним лицом, на что указывают общие архитектурные приемы, одинаковость пропорций и рисунка профилей, и в особенности одинаково выдержанная общая простота сооружений.

Кто же был талантливый строитель дворца, кто автор этой архитектурной громады, не уступающей по красоте многим итальянским виллам?

Все постройки усадьбы просты, чужды всякой вычурности, но в них видно болыпое мастерство, большая художественная уверенность. Благородный вкус ясно проглядывает в этой простоте, – высшей зрелости художника. Граф Завадовский в своем письме к гр. Воронцову указывает, что он: «По плану Гваренгие выстроил дом каменный, в здешних краях надиво, каков и в провинциях Аглиеских был бы замечателен, не со стороны огромности, а по красоте чистых препорций своего фасада». А. Ханенко в своих «Рассказах о старине» без указание источника говорит, что план дома, проектированный знаменитым Кваренги, быд исправлен карандашом самой императрицей, отмечая, что этот план с поправками императрицы многие видели у прежних владельцев Лялич. В издании рисунков и чертежей Кваренги [изданные сыном Кваренги, Джулио Кваренги, в трех изданиях. Самое полное из них 1843 года.] ни планов, ни фасадов Ляличского дворца не находится. Нет их и в подлинных чертежах Кваренги, хранящихся в императорском Эрмитаже. Несмотря на это, все же чувствуется рука великого мастера, ясно видны его приемы, его упрощенность, лаконичность линий и форм. Конечно, нельзя допустить, чтобы обремененный столичной работой Кваренги мог сам постоянно руководить постройкой: сьездить из Петербурга на юг, в Украину в то время было не так то легко.

Строгий классик, Джакомо Кваренги (1744 – 1817), усердно как никто изучивший архитектуру древнего Рима и увлекавшийся творениями Палладио, прибыл в Петербург в январе 1780 года и вскоре, всеми признанный, был охвачен кипучей строительной деятельностью. Вся петербургская знать, особенно лица близко стоявшие ко двору, непременно желала строить по проектам любимого архитектора императрицы.

Сравнивая Ляличский дворец с известыыми сооружениями Кваренги, отметим, что он отвечает тому времени творчества Кваренги, когда в произведениях его еще царил декоративный аскетизм: простые гладкие стены при почти полном отсутствии каких бы то ни было орнаментальных украшений, пропорции строги и выисканы, – во всем чувствуется суровость, близкая по духу к архитектуре Палладио и даже строже её, – с сильно выраженным римским оттееком. Таков его Английский дворец в Петергофе (1781 – 1789 г.), здание Академии наук в Петербурге (1783 – 1787 г.) и Государственный банк в Петербурге (1783 – 1788 г.). Государственный, ранее Ассигнационный банк архитектурными приемами и многими деталями чрезвычайно напоминает архитектуру дворца Лялич.

Граф Завадовский, будучи в то время главным директором этого банка, конечно, принимал большое личное участие в сооружении здание и, вероятно, гордился этим лучшим из произведений Кваренги и, пожалуй, лучшим из всего, что появилось вообще в 18 веке. Близость архитектуры банка и дворца Лялич объясняется сама собою, – это очевидное желание графа воспользоваться признанной красотою банка для своих личных целей.

Следовательно, своей архитектурой Ляличский дворец отвечает периоду наибольшей зрелости дарования Кваренги, т.е. 80-м годам 18 века, когда, вероятно, и был составлен его проект.

Ляличский храм по оригинальности архитектурного замысла единствен, но и в нем глаз без затруднений отыщет приемы Кваренги, как в крупных, так и мелких деталях. Особенно интересны декоративные колоннады, объединяющие храм с колокольнями. Оне чрезвычайно напоминают по приему колоннады Александровского дворца в Царском Селе (1792 – 1796 г.) и Аничкова дворца в Петербурге (1804 г.), и так же как они прелестны, хотя и менее нарядны.

Принадлежит ли роспись Ляличского дворца Кваренги, с утвердительностью сказать нельзя, но во всяком случае вся декоративно-скульптурная сторона отделки помещений, вся их архитектурная концепция задумана одновременно с замыслом всей архитектурной обработки дворца и притом одним и тем же мастером: это с несомненностью доказывает строгая композиция круглого аала, а также и двухсветный зеркальный зал и лестница. Красочная композиция всех помещений так тесно связана с декоративными, скульптурными и архитектурными формами, что и в голову не приходит мысль о разновременной работе различных мастеров: все так рассчитано и продумано, и каждый отдельный эффект всесторонне взвешен. Во всем, как снаружи, так и внутри, царит полная гармоние и, как в живом существе, обаятельны не одне части, а все художественное целое.

С тяжелым чувством расстаешься с Ляличами. Гнетущая тоска о непоправимой, непростительной запущенности дворца охватывает душу. Надвигающаяся его гибель приводит в отчаяние. Реставрировать дворец уж ныне невозможно: не найдется ни средств, ни исполнителей, не говоря уже о невозможности возстановить былую внепинюю и внутреннюю обстановку. Впрочем, нужно ли роптать на судьбу? Тщательно и всесторонне реставрированная усадьба много потеряла бы в своей еще не поколебленной подлинности. Пусть многое разрушилось, многое утрачено, но все же и в таком виде усадьба еще представляет огромный художественный интерес. Нужна лишь поддержка, прекращающая дальнейшее разрушение усадьбы. Но более всего хочется иметь уверенность, что, наконец, оценят и не обрекут на окончательную гибель этот восхитительный по своей художественной целыюсти, дивный архитектурный памятник эпохи Великой Екатерины, так еще живо отражающий быт, стремление и вкусы вельмож, устраивавших себе «независимое деревенское житье».

При выезде из Лялич невольно еще раз приходится столкнуться с печальной картиной разрушения усадьбы: высокая, массивная каменнал ограда, тянувшаяся кругом парка на 15 – 18 верст, разрушена почти совсем… Еще вблизи дворца стоят её мощные стены, но чем далее от него, тем более заметным становится их разрушение. Вначале попадаются незаделанные бреши, сквозь которые мелькают здание усадьбы, дворец, пруд, беседка на косогоре. Затем идут уже огромные прогалы с едва заметными остатками фундаментных оснований. Далее и далее от дворца от стен уж не остается никакого следа. Запущенный и местами повырубленный парк сливается с окрестностью, ничем от нея не отличаясь, и нет уже возможности определить его границы.

Исчез прекрасный «аглинской сад» с его «природными» красотами, от которых граф Завадовский «вне себя был, прельщаяся различными видами». Бесследно пропала главная забота графа, на которую он посвятил 30 лет своей жизни, тратя «великие тысячи», упорно подготовляя себе «утешение в красотах природы», которыми он мог гордиться.

Рушилась былая культура, – удивительный парк одичал, и разбежались населявшие его когда-то «разные звери». Безжалостно чья-то неутомимая рука разбирает до основание его стены, постепенно сглаживая последние остатки «садовых затей», столь характерных для высших аристократических слоев исчезнувшого помещичьего быта.

Джерело: Горностаев Ф.Ф. Дворцы и церкви Юга. – М.: Образование, 1914 г., с. 59 – 76, 77 – 80.