2008 г. Дорога к пироговскому счастью

Татьяна Когутич

Дата: 22.01.2008

Говорят, музеи под открытым небом – это официальное представительство культуры титульной нации страны. Если исходить из этого сравнения, то выглядим мы в глазах других народов не очень уж и привлекательно.

Главную достопримечательность страны власти загоняют в один угол с развлекательными барами и пивнушками. А зря, скажут знающие. Украинский скансен (так в мире называют музеи под открытым небом) популярен именно из-за своего уникального расположения. – В эстонском скансене, например, древние домики стоят в лесу. Они смотрятся, как тигр в клетке, – говорит научный сотрудник скансена архитектор Сергей Верговский. – Как только застроят территорию вокруг украинского музея, наши хатки будут тоже смотреться просто как коллекция старинных зданий.

Ветеран музея в Пирогово, архитектор и идейный вдохновитель его создания Сергей Верговский всю жизнь доказывает, что нельзя застраивать территорию вокруг музея заправками и многоэтажными отелями – ведь те люди, которые веками здесь жили, почитали эти земли как святые. Но власть имущие людей знающих слушать не любят, они сами знают, как да что…

– Сергей Владимирович, чем же так уникальны земли вокруг музея под открытым небом?

– Дело в том, что музей расположен на центральной части Святогорья – хребта, который тянется по Днепру от Припяти до Роси на протяжении 150 км. Сюда входит и Чернеча гора, где похоронен Шевченко, и Старокиевская гора, откуда Киев начался.

– А от музея – рукой подать до Церковщины, центральной части этих гор (сейчас там находится хутор Вольный и Свято-Феодосиевский скит)…

– И это не территориальный, а духовный центр хребта. Когда только начиналась Лавра, управлял монахами, которые копали пещеры, Феодосий. Известно, что в великий пост он уходил от них сюда – уединиться.

– Эти пещеры существовали до строительства Лавры или рылись вместе с лаврскими?

– Они были раньше. Церковщина вся изрыта норами, как решето. А во время строительства Лавры они были забыты.

– А сегодня они в каком состоянии?

– Сегодня эти пещеры – в ведомстве Музея истории Киева, который живет на фанерных ящиках. А территория, что располагается над ними, – во владении МВД: там находится их пансионат. Поскольку и у этих пещер, как у Лаврских, два хозяина, особого порядка там нет. Вот почему мы надеемся, что комплекс этих пещер будет включен в заповедник вокруг скансена.

Там можно было бы обустроить прекрасный музей архитектуры: вблизи Церковщины было раскопано позднетрипольское поселение с антропологическим материалом. Но прежде всего этому месту надо дать статус культурного памятника, потому что его имеют только те норы, а все, что наверху, – бесхозное и беззащитное. То же касается и нашего музея: он до сих пор не защищен законом от застроек на окружающей его территории.

– Итак, мы подошли к вопросу о статусе заповедника – таком желаемом для территории, который бы защитил ее от изменения естественного ландшафта…

– Да, тогда этноландшафт Святых гор был бы неприкосновенным. Если пройти пятьдесят метров в глубь леса, который расположен при въезде в музей, то можно найти десять древнерусских курганов. То есть здесь были захоронения. А если были таковые, значит, рядом должно было быть поселение. Понимаете, ведь древние всегда селились только в определенных местах – на первой террасе над долиной.

В самом низу любого поселения делались пруды, чуть выше располагались огороды. Кстати, возле прудов всегда садили капусту, дабы не поливать ее искусственно, а чтобы она сама брала себе воду. Затем непосредственно на террасах ставились дома, а плато оставлялись для засева. Выше всего строились церкви.

– Что мешает дать музею желанный статус?

– Это не новая проблема. Еще после открытия музея в 1975 году Совет Министров УССР издал указ: на законодательном уровне разработать проект защиты музея и прилегающих территорий от неестественных изменений. Но такого проекта нет до сих пор. И получается, что территория в 500 гектаров земли «гуляет». Да застройщики из-за этого спать спокойно не могут!

В 2002 году Киевсовет определил эту территорию как потенциально ценную для сохранения историко-культурных ценностей. Она была названа «Южный исторический ареал» и сюда входит скансен, Церковщина и поля в округе. Но с недавних пор некоторые люди упорно добиваются того, чтобы земля вокруг музея застраивалась ресторанчиками, заправками, отелями и борделями.

– И они благополучно застраиваются – вот и заправка уже встречает туристов возле входа. Помнится, музейщики даже палатки разбивали, протестуя против ее постройки…

– Но это ни к чему не привело, как видите. Да и судьба села Пирогово такова, что в скором времени земля у его жителей будет выкуплена «крутыми» и застроена элитными пятиэтажными коттеджами. Это еще одна наша проблема, ведь часть этого села заходит вглубь территории музея и разделяет его экспозицию на две части. Пока это не страшно, потому что сельские дома утопают во фруктовых деревьях и не диссонируют с самой экспозицией. Но представьте себе эклектику, когда из-за этих деревьев будут выглядывать пятиэтажки?

– А по документам – кому принадлежит территория, на которой живут пироговцы?

– Документально она отведена музею: еще четверть века назад было постановление Совета Министров, подтвержденное Киевским горсоветом, об отселении людей из этого села в город. Процесс начался, но был остановлен. А недавно Киевсовет отменил свое решение об отселении – при том, что постановление Совета Министров никто не отменял. То есть людям разрешили приватизировать эти земли. Раньше пироговцы не сопротивлялись переселению в столицу, но когда поняли, что можно и получить квартиру, и приватизировать землю здесь, пытаются прокрутить этот вариант. Тем более что знают: через пять лет свою землю они продадут за миллионы.

– А зачем музею выселять пироговцев, если они пока совсем не мешают?

– Кроме всего, у нас недостроенными остаются экспозиции юга Полтавщины и Слобожанщины. Согласно генплану, разработанному в начале семидесятых годов, эти регионы должны быть застроенными.

– А кроме доработки недовыполненного генплана, будет ли музей развиваться дальше? Или здесь показано все, что надо было показать?

– Не все. Не отображена, например, архитектура малого Полесья (современный юг Житомирщины, север Хмельнитчины, нижние районы Ровенщины) – региона, который находится между Подольем и Полесьем. У нас при подготовке музея руки не дошли и поэтому показаны только отдельные части юга Полесья и севера Подолья.

– А как в музее заботятся о сохранности его экспонатов?

– Ой, с реставрацией у нас большие проблемы. Такой службы у музея нет уже 20 лет: ее у нас благополучно забрало Общество охраны памятников после смены своего прежнего начальства. На реставрацию деньги дает Академия наук, а музей по тендеру нанимает фирмы, реставрирующие памятники народной архитектуры. Этим зачастую занимаются отнюдь не квалифицированные люди. Такая работа просто обесценивает памятники.

– А сам музей не в состоянии зарабатывать на реставрацию?

– Пока нет. Мы не идем путем шведских коллег, которые тридцать лет назад ради прибыли отдали свои экспонаты в аренду народным мастерам. Те неплохо платили музею, демонстрируя свое мастерство, да так, что шведы на эти деньги даже арендовали в своем государственном музее этнографии экспонаты для выставок. Но как только заметили, что мастера начали изменять сами постройки, приспосабливая их себе под мастерские, договор с ними разорвали.

Как хаты переезжали

Украинский скансен начался с Тараса Шевченко: при обустройстве музея Кобзаря была впервые музеифицирована заброшенная хата в селе Морынци.

Архитекторы нашли в селе старую хатку, сами ее убрали, выбелили, помазали – и музеифицировали. «А сколько таких хат по Украине?..» – примерно так думал тогда Сергей Верговский. И вскоре обратился к властям с предложением обустроить усилиями специалистов-этнографов и архитекторов всеукраинский Музей народной архитектуры и быта. Но в Минкультуры это нужным не посчитали. «Сколько вам этих музеев надо? – спросили Верговского после того, как получили его письмо. – Вон в Переяславе уже один стоит, и хватит с вас».

Сергей Владимирович написал открытое письмо министру культуры и пошел по квартирам киевской интеллигенции собирать подписи. Михаил Стельмах, Ольга Кусенко, драматург Александр Корнейчук – тогдашний глава Верховного Совета УССР – поддержали его намерения. Согласие последнего помогло Верговскому опубликовать письмо с подписями в «Литературной Украине». Этнографы, народоведы, историки, культурологи – все кинулись в поддержку идеи создания музея под открытым небом. И тогда наконец, в 1969 году, Совет Министров УССР дал добро на его открытие.

На тот момент уже была избрана территория и разработана Самойловичем программа, по которой студенты архитектурных вузов начали разрабатывать проекты расположения этнорегионов в будущем музее (это были их дипломные работы). Так скансен обрел на бумаге свои формы. А ту, которую он имеет сегодня, разработал архитектор Валерий Романов.

В 1970 году начались поиски хат по селам Украины, длившиеся пять лет. Некоторые хаты выкупали у хозяев по три-четыре года. Стоили они тогда одну-три тысячи рублей. В августе 75-го года музей был готов. Но открытие тормозило политическое начальство, никак это не аргументируя.

А как-то раз, осенним вечером к воротам скансена на черных «Волгах» подкатили Маланчук – секретарь ЦК КПУ по идеологии со товарищи. Ночью сотрудники музея показывали им экспонаты: заводили в хаты, поджигали клок газет и показывали то, что внутри. Впечатлений у Маланчука было аж на двадцать страниц печатного текста, в котором он сделал вывод, что музей в Пирогово – это «кубло» националистов.

– «Благодаря» ему мы оставались закрытыми еще полгода, – вспоминает Сергей Владимирович. – Но когда открытие все же состоялось, весь ЦК был в восхищении, особенно Владимир Щербицкий.

В музее до сих пор полагают, что именно Владимир Васильевич приложил усилия к тому, чтобы ускорить открытие скансена.

Джерело: “Киевские ведомости”